Книжник [The Scribe] - Франсин Риверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петра, похоже, что–то беспокоило. Жена взяла его за руку.
— Что с тобой, Петр?
— Что–то не то происходит…
Озабоченный, Сила подался вперед:
— Тебе плохо? — Неужели поспешное ночное бегство оказалось почтенному апостолу не по силам?
— Нет, но нам надо остановиться.
Не успел Сила запротестовать, как подала голос жена Петра:
— Но, муж мой…
Петр взглянул на Силу:
— Как скажешь, — Сила выглянул из повозки, чтобы подать сигнал вознице.
Жена Петра ухватилась за него:
— Сила, не надо! Прошу тебя! Если Петра схватят, ты же знаешь, что они сделают!
Петр притянул ее к себе, крепко обнял.
— Бог не дал нам духа боязни, родная. А ведь именно этот дух гонит нас сейчас в темноту.
Сила ударил кулаком но стене повозки. Затем высунулся наружу и прокричал вознице, чтобы тот остановился. Повозка дернулась, несколько раз подскочила и встала на обочине дороги. Сопровождаемый рыданиями жены, Петр спустился на землю. Сила за ним. Лошади фыркали и беспокойно перебирали ногами. Сила пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд возницы и продолжал следить глазами за Петром. Тот сошел с дороги.
Из повозки выбралась его жена.
— Иди к нему, Сила. Поговори с ним! Пожалуйста… Он нужен Церкви.
Сила подошел к кромке поля и стал наблюдать за другом. Зачем Петр медлит? Что он здесь забыл?
Старый апостол стоял в лунном свете посреди поля и молился. По крайней мере, так казалось Силе, пока Петр не замер, слегка наклонив голову, как будто прислушиваясь. Сколько раз за долгие годы Сила видел это знакомое движение, когда кто–нибудь говорил с Петром! Сила придвинулся ближе. На долю секунды что–то слабо мелькнуло в лунном свете. Все его нервы напряглись. Он понял. Петр не один. С ним Господь.
Петр склонил голову и заговорил. Сила расслышал его слова так ясно, как будто стоял бок о бок со старым рыбаком.
— Да, Господи.
Петр повернулся, и Сила, дрожа, подошел к нему.
— Что будем делать?
— Я должен вернуться в Рим.
Сила видел: все планы спасти Петра рушатся.
— Если вернешься, то там и погибнешь.
Господи, только не он!
— Да. Я умру в Риме. Как Павел.
Глаза Силы наполнились слезами. Господи, они оба должны умереть?
— Нам нужен твой голос, Петр.
— Мой голос? — апостол покачал головой.
Сила знал: отговаривать Петра, если ему что–то велел Господь, не стоит.
— Пусть будет, как Богу угодно, Петр. Хорошо, мы вернемся в Рим.
— Нет. Я вернусь. Ты — останешься.
Сила почувствовал, как от лица его отхлынула кровь.
— Я не собираюсь спасать свою шкуру, когда моим лучшим друзьям грозит смерть! — у него сорвался голос.
Петр положил руку ему на плечо:
— Разве это твоя жизнь. Сила? Мы принадлежим Господу. Бог призвал меня вернуться в Рим. А тебе Он скажет, что делать, когда придет время.
— Я не пущу тебя одного!
— А я не один. Господь со мной. Что бы ни случилось, мой друг, мы одно во Христе Иисусе. Любящим Господа, призванным по Его изволению, все содействует ко благу.
— А если тебя распнут на кресте?
Петр покачал головой.
— Я недостоин умереть тою же смертью, что сам Господь.
— Они пойдут на все, чтобы сломить тебя Петр. Ты же знаешь!
— Знаю, Сила. Иисус давным–давно мне сказал, какой смертью я умру. Ты должен молиться за меня, мой друг. Молись, чтобы мне хватило твердости до конца. — Сила открыл было рот, чтобы заспорить, но Петр поднял руку. — Хватит, Сила. Друг, не наше дело — сомневаться в Божьем промысле. Наше дело — его исполнять. Я должен идти туда, куда ведет Бог.
— Я не оставлю тебя, Петр. — Сила изо всех сил старался, чтобы голос не дрогнул. — Перед Богом клянусь.
— Я когда–то тоже так клялся. — В глазах Петра блеснули слезы. — И не сдержал клятву.
Петр приказал развернуть повозку. Жена настояла, что поедет с ним.
— Куда ты пойдешь, туда и я пойду.
Петр подсадил ее в повозку и уселся рядом с ней.
Сила не собирался оставаться и полез было за ними. Петр сунул ему в руки мешок со свитками. Под тяжестью мешка Сила потерял равновесие, оступился. Свитки в чехлах раскатились по дороге. Сила бросился их подбирать, а Петр тем временем быстро захлопнул дверь экипажа. Стукнул кулаком по стене повозки. Возница стегнул лошадей.
— Подождите!
Петр бросил на него прощальный взгляд.
— Да благословит тебя Господь и сохранит тебя. Да призрит на тебя Господь и даст тебе мир!
Сила лихорадочно хватал свитки, заталкивал их в мешок.
— Подождите!
Перекинув мешок через плечо, Сила рванулся за повозкой. Почти догнал, протянул руку, чтобы ухватиться, но тут возница издал резкий крик и щелкнул кнутом. Лошади понеслись галопом, а Сила остался позади, задыхаясь от пыли.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Сила сидел за рабочим столом. В душе раздавался немой крик: «Почему?!» Мечты рухнули, осталось только горе и ощущение, что все пропало. Сжимая кулаки, он пытался унять дрожь. Ему не хватало духу смешать чернила или взяться за перо: боялся испортить новый папирус. Он медленно сделал глубокий вдох, но и это не помогло справиться с бурей чувств.
— Господи, ну почему все непременно должно было закончиться именно так? — Облокотившись на стол, Сила закрыл лицо руками. Из памяти не выходили жуткие картины.
Как кричала жена Петра.
Как связанный Петр, не могущий сдвинуться с места, с мукой взывал к ней: «Помни Господа! Помни Господа!»
Как глумилась римская чернь над большим рыбаком из Галилеи.
Сила застонал. О Господи. Даже лишись я зрения, все равно бы слышал, как лютует враг рода человеческого там, на арене. Эта ненасытная жажда крови! Он истребляет людей, а они помогают ему своими руками!
Его пронзило другое воспоминание. Перед глазами снова встало распятие Христа. Сам Сила тогда не был уверен, что Иисус — и вправду Мессия, и все равно испытывал отвращение при виде жестокости иудеев, радовавшихся смерти своего соплеменника. Как могли они так сильно ненавидеть одного из своих же — чтобы стоять и насмехаться над ним, висящим на кресте, избитым до неузнаваемости? Ухмылялись, выкрикивали пренебрежительно: «Других спасал, а себя не может спасти!»
Теперь Сила пытался сквозь этот мир проникнуть взором в мир иной, как Стефан, когда члены Синедриона побивали его камнями за воротами Иерусалима. Но видел одну только тьму человеческую, только торжество зла. Я устал, Господи. Устал жить. Замучены все апостолы, кроме Иоанна. Остался ли на свете еще хоть кто–нибудь из тех, кто знал Тебя в лицо?
Господи, умоляю, забери меня домой. Не оставляй меня здесь, среди этого сброда. Хочу домой, к Тебе.
Глаза жгло, он зажал уши трясущимися руками.
— Прости меня, Господи. Прости. Мне страшно. Признаюсь честно. Я очень боюсь. Не смерти боюсь, а умирать. — Даже сейчас в ушах его отдавались отзвуки происходившего на Ватиканском холме, где находилась арена римского императора Нерона.
Когда жена Петра испустила последний вздох, апостол склонил голову и заплакал.
Вынесли крест, и в народе началось бурное ликование.
— Да! На крест его! Распни его!
Перекрывая гул толпы, прогремел голос Петра: «Я недостоин умереть, как Господь! Недостоин!»
— Трус! — кричали зрители. — Он просит пощады!
Римляне, так быстро возводившие в культ всякое проявление храбрости, не разглядели ее в стоявшем перед ними человеке. Они выкрикивали ругательства, призывая продлить его мучения.
— На кол его!
— На костер!
— Скормить львам!
Этот большой рыбак покинул берега родной Галилеи, чтобы сетью Божьей любви выловить из пучины греха великое множество утопающих в нем людей. Но народ продолжал плыть по течению, увлекаемый дьяволом. Не легкой смерти просил себе Петр, а лишь другой, не такой, как претерпел его возлюбленный Господь.
Петр никогда не забывал о своем падении и вновь и вновь пересказывал Силе его историю:
— Господь сказал, что я отрекусь от Него три раза, до того как пропоет петух. Так я и сделал…
Когда римляне прибивали Петра к кресту, Сила опустил голову. Он не в силах был на это смотреть.
Неужели и я предал его, как предал он Тебя, Господи? Неужели я покинул его в час нужды? Снова устремив взгляд на арену, он увидел, как центурион прислушивается, склонившись над Петром. Римлянин выпрямился, постоял минуту и подозвал еще двоих. Они приподняли крест с помощью рычага и привязали к нему веревки. Тело Петра корчилось в агонии, но он не издал ни единого стона.
Теперь солдатам пришлось потрудиться, чтобы перевернуть крест. Вниз головой.
Толпа притихла, и в этот миг Петр возвысил голос, и глубокий звук его разнесся по рядам зрителей.